Отличить хорошего учителя по химии или физике от плохого очень просто:
Хороший учитель химии или физики на первом же занятии показывает опыт.
Если ваш учитель химии на первый же урок не принёс вам две колбы с прозрачными жидкостями, не смешал их, не показал, как смесь стала красной, этот учитель плохой.
Я пишу это, и у меня кожа покрывается мурашками, потому что у меня были очень хорошие учителя химии и физики.
Правило легко расширяется на большинство других дисциплин.
В школе всё было достаточно хуёво.
Там впервые начала оформляться моя картина мира. Я понял, как исчезающе мало количество адекватных людей, и как возрастающе велико количество неадекватных.
Я тогда не имел ни малейшего понятия о существовании термина «школьная иерархия», но до чего-то похожего мои неокрепшие мозги догадались: количество идиотов вокруг стимулировало мыслительный процесс. С другой стороны, я не знаю, как бы повлияло большое количество нормальных ребят, потому не могу сравнивать.
Теоретически школа учит жизни, но замкнутость социума на класс, из которого ты не имеешь возможности выбраться, до сих пор не даёт мне покоя. Поэтому я до сих пор верю в открытое кибер-образование на многопользовательской ролевой игровой основе: преподаватель — игровой босс, которого тебе нужно «пройти», наточив умения и набрав нужное количество баллов, кооперируясь с другими людьми, объединяясь с ними по принципу способностей к решению задач, а не по принципу тупого ограничения по возрасту и классу.
Я загонял себя музыкальной школой и другими увлечениями, чтобы хоть как-то разнообразить быт. Меня вставляло после уроков идти на сольфеджио, а потом ещё на практику по музыке и на оркестр — с ма́лого возраста я привык быстро ходить. На выходных можно было расслабиться и позаписывать всякие интересности с Ильёй и Ярославом: мы открыли для себя музыкальные программы. К сожалению, личный компьютер у меня появился только в начале 11 класса; больше половины денег на него я собрал с зарплаты на оркестре. Думаю, если бы он появился раньше, мои успехи в компьютерной области (а может, и в остальных через облегчённый доступ к знаниям), вероятно, были бы лучше.
На все уроки кроме литературы уходил примерно час-полтора. Чтение, конечно, занимало много времени. Я не скажу, что любил его, но после школы довольно быстро понял, зачем оно мне нужно. Сначала я занимался днём, но по мере возрастания номера класса домашняя работа постепенно передвигалась к вечеру.
Количество ровесников (±1 год — из-за разделения на классы разница чувствуется особенно сильно) с похожими на мои интересами составляло примерно пять человек из двухсот. Через пару месяцев после последнего звонка я стал скучать примерно по семерым. Но главная загвоздка заключалась в том, что это были те же люди, по общению с которыми я тосковал и во время школы. Со временем это число не увеличилось.
Я с превеликой радостью, жаждой знаний и нескрываемым удовольствием шагнул в универ.